Борис Пастернак

Давно принято говорить о трех высших достижениях человечества: античной культуре, европейском Возрождении, классической русской литературе. Одним из тех, кто положил начало золотому веку русской литературы, был Иван Александрович Гончаров, 190-летие со дня рождения которого исполняется 6 (18) июня.

"Какое отношение имеет писатель позапрошлого века к реалиям современной жизни?" - скажет кто-нибудь. Вопрос, как говорится, интересный. Ведь, например, англичане говорят: прошлое - это другая страна. Давайте попробуем разобраться.

Один из основоположников российской социологии профессор Борис Грушин считает, что главной формой знания о современной России является незнание о ней. В частности, большинство из нас по-прежнему ошибочно считают главными вопросами России: "Кто виноват?" и "Что делать?" Между тем поиск виноватых, по его мнению, лишь мешает анализу происходящего. А вопрос "Что делать?" был бы хорош лишь в том случае, если бы управление шло из единого центра. И потому людей мыслящих и озабоченных судьбой страны должны волновать прежде всего: "Кто мы?" и "Что мы?"; "Откуда мы?" и "Куда идем?" Речь идет, таким образом, о самоидентификации народа, векторе его движения. И именно в процессе самоузнавания народа - процессе, который будет идти, пока существует данный народ,- огромную роль играет литература. Попробуем это показать на примере самого знаменитого романа Гончарова.

В 1859 году вышел в свет гончаровский роман "Обломов", а спустя 4 года был опубликован роман Николая Чернышевского "Что делать?" (Гончаров пытался показать "кто мы", а Чернышевский - ответить на традиционный русский вопрос). Имена героев этих произведений стали неотделимы от характеристики российской действительности. Появилось даже выражение: русский человек - то Обломов, то Рахметов, то на диване, то на гвоздях. Прежде чем говорить о понятии "обломовщина", позволю себе остановиться на одном русском обычае. В путевых очерках "Фрегат "Паллада" (на нем Гончаров совершил полукругосветное путешествие до берегов Японии) он мимоходом замечает: "после японского обеда одолевает не дремота, как обыкновенно, а только легкая задумчивость". Вы поняли, на что намекает писатель? Речь идет о послеобеденном сне, традиционном обычае в России. (Кстати, очерки стоит прочитать: узнаете много "нового" о русских и японцах и даже сможете "предугадать" кое-что в их будущих судьбах). В романе "Обломов" дается красочное описание послеобеденного сна обломовцев. Вот маленький отрывок из него: "Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпение на все тоны и лады". Иногда этот обычай, можно сказать, играл судьбоносную роль в российской истории.

Был единственный случай в русской истории, когда восставшие массы посадили на трон человека, возглавившего повстанческое движение и выступившего в роли "доброго царя". В 1605 году им стал выходец из мелкопоместной дворянской семьи, бывший боярский холоп, монах-расстрига Юрий (в монашестве Григорий) Отрепьев, принявший имя царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, погибшего за 14 лет до этого. При всех Рюриковичах-Романовых этот самозванец, по мнению историка Николая Костомарова, видимо, единственный русский по крови царь. "Названный Димитрий" (как он его называет, а мы - "Лжедимитрий I") стал первым в русской истории императором. Отрепьев именовал себя так: "Мы, непобедимейший монарх Божьей милостью император, и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь самодержец, и прочая, и прочая, и прочая".

"Есть два способа царствовать,- говорил новый царь,- милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я дал обет не проливать крови подданных и исполню его". Он отказался казнить участников боярского заговора против него (впоследствии помилованные свергли и убили его). Если быть точным, смертную казнь в России впервые отменила не Елизавета Петровна сто тридцать лет спустя, а названный Димитрий 397 лет тому назад. Когда кто-нибудь, желая подслужиться Димитрию, заговаривал дурно о Борисе Годунове, царь замечал: "Вы ему кланялись, когда он был жив, а теперь, когда он мертвый, вы хулите его. Другой бы кто говорил о нем, а не вы, когда сами выбрали его". Не правда ли поучительная история? Все судопроизводство было объявлено бесплатным; всем должностным лицам удвоено содержание и строго запрещено брать "посулы и поминки". "Я не хочу никого стеснять,- говорил Димитрий,- пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу свободною торговлей свое государство. Пусть везде разнесется добрая слава о моем царствовании и моем государстве". Англичане того времени отмечают, что это был первый государь в Европе, который сделал свое государство в такой степени свободным.

Димитрий преобразовал Боярскую думу и назвал ее сенатом. Каждый день он присутствовал в сенате, сам разбирал дела и удивлял думных людей быстротой своего соображения. Два раза в неделю, в среду и субботу, царь лично принимал челобитные, и всем предоставлялась возможность объясниться с ним по своим делам. Согласимся с оценкой Костомарова: "кто бы ни был этот названный Димитрий и что бы ни вышло из него впоследствии, несомненно, что он для русского общества был человек, призывавший его к новой жизни, к новому пути. Он заговорил с русским человеком голосом свободы, настежь открыл границы прежде замкнутого государства и для въезжавших в него иностранцев, и для выезжавших из него русских, объявил полную веротерпимость, предоставил свободу религиозной совести; все это должно было освоить русских с новыми понятиями, указывало на иную жизнь". Планы у царя были обширные: "заведу школы, чтобы у меня во всем государстве выучились читать и писать; заложу университет в Москве, стану посылать русских в чужие края, а к себе буду приглашать умных и знатных иностранцев, чтобы их примером побудить моих русских учить своих детей всяким наукам и искусствам".

На Пушечном дворе делали новые пушки, мортиры, ружья. Димитрий часто ездил туда, сам пробовал оружие и устраивал военные маневры, которые были и потехою, и упражнением в военном деле. Царь, забывая свой сан, работал вместе с другими, не сердился, когда его в давке толкали или сбивали с ног. Любовь к труду он соединял с любовью к веселой жизни и забавам. За обедом у него была музыка, чего не делалось при прежних царях. Он не преследовал народных забав, как это было прежде; веселые скоморохи с волынками, домрами свободно потешали народ и представляли свои "действа"; не преследовались ни карты, ни шахматы, ни пляски, ни песни.

Димитрий любил беседовать с боярами о необходимости народного образования, убеждал их путешествовать по Европе, посылать детей за границу. Он хорошо знал св. Писание. "У нас,- говорил он духовным и мирянам,- только одни обряды, а смысл их укрыт. Вы поставляете благочестие только в том, что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете иконы, а никакого понятия о существе веры не имеете... живете совсем не по-христиански, мало любите друг друга, мало расположены делать добро".

Был ли Димитрий популистом? Несомненно. Но в отличие от знаменитого популиста нашего времени, обещавшего лечь на рельсы, если повысятся цены, Димитрий выполнил свое обещание. Свобода торговли и обращения в какие-нибудь полгода произвела то, что в Москве все подешевело и небогатым людям стали доступны предметы житейских удобств, какими прежде пользовались только богатые люди и бояре.

Димитрий объявил войну старой житейской обрядности. Царь собственным примером открыл эту борьбу, как впоследствии Петр Первый, но без петровского принуждения. Царь Димитрий одевался в иноземное платье, танцевал, что любой знатный человек посчитал бы для себя крайним унижением. Одним словом, он ел, пил, спал, ходил и ездил не так, как следовало московскому царю. Царь беспрестанно порицал русское невежество, призывал учиться.

Наконец чаша терпения бояр переполнилась. Вопреки обычаям прежних царей, которые после сытных обедов укладывались спать, Димитрий пообедавши, ходил пешком по городу, заходил в разные мастерские и лавки, говорил со встречными людьми. Одним словом, как говаривали позже, "враг не дремлет". Первый русский император лишился власти и жизни в результате дворцового переворота, организованного боярами. В стране, охваченной огнем крестьянской войны, появились новые самозванцы. Но ни одному из них не довелось сыграть такую же роль в истории страны, какую сыграл Юрий Богданович Отрепьев. Можно только сожалеть, что не утвердилась династия, возглавляемая им. Стоит только представить, что такой мощный цивилизующий фактор, как Московский университет, начал бы работать не в 1755 году, а на полтора века раньше! Однако тогдашней элите хотелось спать больше, чем учиться.

Второй пример. Девяносто лет спустя после описанных событий, в 1695 году уже почти три месяца шла осада Азова (тогда турецкой крепости в устье Дона). Два штурма, предпринятые по настоянию Петра I, обнаружили несогласованность в действиях осаждавших. Подкопы и закладываемые в них мины при взрывах наносили ущерба больше русским, чем туркам. В довершение всего к туркам перебежал голландец Яшен, который, как пишет один историк, "выдал врагу тайну русской стратегии". О том, какова была стратегическая тайна и ее последствия, красочно описал Алексей Толстой в романе "Петр Первый": "По стародавнему обычаю, после обеда все в лагере ложились отдыхать - засыпала, храпела русская армия от генерала до кашевара. Клевали носом часовые...

В такой сонный час пропал бомбардир голландец Яков Яшен. Первым хватился его Петр, когда во втором часу вылез из землянки, зевая и щурясь от белого света... В час, когда все войско спало после обеда, турки растворили крепостные ворота и без шума кинулись как раз к неоконченным траншеям в стыке между лагерями.

Половина стрельцов была зарезана сонными. Другие, бросая алебарды и ружья, бежали к шестнадцатипушечной батарее, тоже кое-как укрепленной. Из пушек не успели выстрелить: турки перегоняли бегущих стрельцов, лезли с кривыми ятаганами на редут, с визгом, нагнув головы, кидались в сбившуюся кучу пушкарей... Захваченный редут окутался дымом,- турки стреляли, прикрывая отступление: они увозили пушки, бегом по склону, к крепости...

С дороги Петр написал письмо князю-кесарю: "Мин хер кених... По возвращении от невзятого Азова с консилии господ генералов указано мне к будущей войне делать корабли, галиоты, галеры и иные суда. В коих трудах отныне будем пребывать непрестанно". Петр Первый, как известно, извлек уроки и стал вышибать из России обломовские привычки дубиной и артикулами о "лишении живота", по числу которых (123) он, несомненно, навеки останется непревзойденным и в России, и в мире. Но не забудем, что у него были не только позорные "Азовы", но и блистательные Полтавы.

Что касается обломовых, то их суть, по мнению гениального юноши Николая Добролюбова, в том, что в жизни им нет дела, которое бы органически срослось с ними. Они, пожалуй, и делают что-то такое, когда принуждает внешняя необходимость. Но если бы каждому из них даром предложили все выгоды, они бы с радостью отказались от своего дела. В глубине их души коренится одна мечта - покой, надежда на волшебство, счастливый случай и т. п. Помните, один из чиновных "героев" Аркадия Райкина рассуждал, что, если бы ему давали "зарплату", он не ходил бы на работу, а обществу было бы меньше вреда. В конце XIX века выдающийся русский юрист Анатолий Федорович Кони пришел к выводу, что Обломов бессмертен и меняет лишь обличье и обстановку.

Спустя 63 года после выхода в свет "Обломова" 6 марта 1922 года глава Советского правительства В. И. Ленин говорил: "Был такой тип русской жизни - Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломов остался и надо его долго мыть, чесать, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел. На этот счет мы должны смотреть без всяких иллюзий".1

---------------

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45. С. 13-14.

С тех пор прошло 80 лет. Является ли и сегодня обломовщина нашей национально-исторической традицией? Несмотря на смену общественного строя, мы еще по-прежнему обломовы. Правда, иногда нам приходится быть и рахметовыми. Скажем, в годы предвоенных пятилеток, Великой Отечественной войны почти все (вольно или невольно) были ими. Это понятно: страна не смогла бы победить сильнейшую тогда в мире немецкую армию, опиравшуюся на мощь почти всей Европы. Возможно, есть доля истины в рассуждениях героя современного романа И. Грековой "Свято предание": "если бы не хронический беспорядок, может быть, и войну не выиграли? Попробуй-ка немецкого рабочего перебросить с его заводом куда-нибудь в Сибирь. Морозы, жилья нет, б-р-р. Немец - культурный человек: лапки кверху и сдох. А наш рабочий, к беспорядку привычный, воспитанный на авралах да на латании дыр, копает себе землянку, смотришь, через месяц-другой работает завод, продукцию выпускает".

Следует отметить и то, что важные социальные завоевания (бесплатное образование, медицинское обслуживание, жилье и т. д.), практически не связанные с трудовым вкладом работника, не могли не укрепить психологию и традиции обломовщины, иждивенчества. Особенно отчетливо это проявилось в 70-80-е годы, в связи с кризисом командно-административной системы.

С уст современных реформаторов не сходят имена Фридмена, Хайека. На деле же их настольной книгой и руководством к действию стала русская народная сказка "По щучьему велению". Вот как была выражена идеология либерального реформаторства: "Рынок есть священная и неприкосновенная частная собственность. Она, если угодно, самоцель, абсолютная общественная ценность, остальное в рыночном хозяйстве - прилагательное к ней, не более того". В прилагательные, от которых отказались, включили систему социальных завоеваний и гарантий, всеобщей занятости, бесплатное образование и медицинское обслуживание, государственная целостность и независимость. Вам не вспоминается фонвизинский Митрофанушка, объявивший дверь "прилагательным" к косяку? В истории мировой культуры и рынок, и демократия были только средством удовлетворения потребностей человека, который и является "абсолютной общественной ценностью". Перевернутое сознание наших "реформаторов" не могло не дать весьма горькие плоды для людей. Куда более человечней звучит формула Чеслава Милоша, лауреата Нобелевской премии (США): "Освобождение человека из-под власти рынка - не что иное, как освобождение его из-под власти Природы, ибо рынок - это распространение борьбы за существование в природе, натуральной, жестокой природе, на человеческое общество".

В результате в 1992 г. усилиями реформаторов было порождено первое в мире государство "Обломов". Вполне в обломовском духе было решено, что теперь все сделает волшебная щука, т. е. невидимая рука рынка. Вчера еще закрытую экономику бросили в рыночную стихию. И вот - выкошены целые отрасли, в первую очередь передовые технологии, утеряна продовольственная безопасность. На продовольственной проблеме остановлюсь особо, поскольку и для обломовых, и для рахметовых "вкушать пищу" является первой жизненной потребностью.

Вот данные, которые привел на международной конференции "Продовольственная безопасность России" вице-премьер Правительства РФ, министр сельского хозяйства Алексей Гордеев: за десять лет сельхозпроизводство сократилось на треть, непосредственно продуктов питания - на половину. Мы завозим больше половины растительного масла, до 60 процентов мяса, а импортное сырье для мясокомбинатов составляет 80 процентов. (От себя добавлю: если сталинская коллективизация привела к потере 16,2 миллиона голов крупного рогатого скота, то на обратной дороге от социализма к капитализму Россия только за 1992-1996 годы лишилась 19,6 миллиона бычков и буренок). На закупки продуктов в минувшем году мы потратили 13 миллиардов долларов. Столько же мы заработали на нефти и в буквальном смысле проели. Причем качество ввозимого продовольствия неуклонно ухудшается. Только за последние два года Госторгинспекция признала некачественными, опасными для здоровья 64 процента масложировой продукции, 58 процентов мясных и колбасных изделий, 45 процентов кофе, 44 процента чая, 12 процентов пива. А "ножки буша" стоимостью в миллиард долларов, списываемые нам? Серьезно снизились объем и качество питания наших граждан. В 70-х годах мы входили в первую десятку стран по уровню питания, теперь - где-то на 65-67-м месте1. Это результат проведения реформы обломовскими методами с опорой на "авось, небось да как-нибудь".

----------------

1 Смольякова Татьяна. Есть все // Российская газета, 13 марта 2002 г.

Вот что пишет о России американский еженедельник "Ю. Эс. Ньюс энд Уорид Рипорт": "Эта страна не просто обанкротилась... Практически в одночасье когда-то гордая супердержава потеряла имя, флаг, объединяющую идеологию и половину населения". Кстати, последний Государственная флаг СССР, в декабре 1991 г. развевавшийся над московским Кремлем, продан за границу, и теперь немцы с гордостью показывают его как трофейную реликвию в одном из музеев Берлина. Оставим без комментариев.

Обломовское государство начало с того, что отказалось от своих внутренних долгов. (Обломовы не любят платить долги. Перечитайте роман, первые же страницы начинаются с размышлений героя о том, как бы извернуться от уплаты долга.) 70 миллионов наших сограждан, то есть почти половина наших сограждан, - это пострадавшие вкладчики. В 1991 году сумма вкладов в Сбербанке, в Госстрахе, в государственные ценные бумаги составляла около 340 миллиардов советских рублей. В переводе на сегодняшние деньги это, по оценкам Минфина, более 8 триллионов рублей1. На память о крупнейшем в истории человечества ограблений оставили сберкнижки. Обломовцам даже не пришло в голову хотя бы приблизительно подсчитать социальную цену реформ. Вот логика крестного отца реформ Егора Гайдара: "Говорят, что надо вести реформы не за счет народа... это все дешевая демагогия. Нет доброго дяди с толстым кошельком. Это мы сами взяли у себя из одного кармана, переложили в другой"2. А вот другое объяснение случившегося. В 1992 году молодые реформаторы были министрами, через год вдруг превратились во владельцев банков, корпораций, фондов, то есть стали миллионерами и мультимиллионерами. Если люди всю жизнь тяжело работали, с трудом копили, а потом все их деньги, все сбережения исчезли - значит, все это кто-то украл (Гайдар деликатно называет: "мы сами взяли у себя из одного кармана, переложили в другой").

----------------

1. Смольякова Татьяна. Сберкнижка в память о деньгах // Российская газета. 15 марта 2002 г.

2. Гайдар Егор. Беседы с избирателями. М. 1995. С. 27.

Причем интересно, что исчезновение стариковских и детских денег совпало по времени с внезапным превращением реформаторов в миллионеров. Но параллельно и быстро сокращалась средняя продолжительность жизни граждан РФ. Миллионы умерли и умрут хоть и своей смертью, но преждевременно. То есть могли бы еще и пожить, а не вышло.1 Кому поверили?

О том, что человеколюбием реформаторы явно не страдают, свидетельствует и Эдуард Сагалаев, глава национальной ассоциации телерадиовещателей. Вот что он рассказывает: "Одно время с Чубайсом, Малашенко, Каржаковым я входил в предвыборный штаб Ельцина. На одном из заседаний этого штаба обсуждался вопрос: надо ли повышать пенсию для того, чтобы привлечь на сторону президента пожилую и бедную часть электората. И один из политиков сказал: "Зачем тратиться на пенсии? Все равно мы заставим их проголосовать как надо. Чем больше пенсионеров вымрет к следующим выборам, тем проще будет побеждать коммунистов"2.

---------------

1 Минкин Александр. Убить человека или украсть миллиард - что хуже? // Известие. 9.08.1999 г.

2 Сагалаев Эдуард. // Субботник Н Г. № 16. 25 апреля 2001 г. С. 2.

Отличаются ли современные обломовы от прежних (хотя бы и литературных)? Давайте вспомним эпизод из романа, когда Обломов, будучи чиновником, отправил какую-то бумагу вместо Астрахани в Архангельск. Стали отыскивать виновного. Собственная совесть Обломову была гораздо строже наказания, пишет Гончаров. Илья Ильич не дождался заслуженной кары, ушел домой и прислал медицинское свидетельство. В нем было сказано, что "коллежский секретарь Илья Обломов одержим отолщением сердца с расширением левого желудка, а равно хронической болью в печени", а посему врач предписывал ему прекратить "хождение на службу и вообще воздержаться от умственных занятий и всякой деятельности".

Современные обломовы не бумагу, а целую страну заслали не в "цивилизованный мир", как они обещали, а в "разбойничий, бандитский капитализм" (по их же выражению). Однако никто из них, имея даже пять инфарктов, не взял "медицинского свидетельства". Известно, что в течение последних двух лет "правления" Ельцина почти не выходило президентских указов, так как он был способен работать не более 20 минут в сутки, а за это время надо было успеть убедить его подписать указ, но перед этим нужно было собрать 12-15 визирующих подписей. Так как никто не хотел собирать эти подписи, имея очень мало шансов на подписание указа Ельциным, то вместо указов стали выпускать распоряжения, которые не выполнялись. Президент, объявляли нам, "работает над документами", хотя это была откровенная обломовщина.

В XVIII веке жил во Франции врач Галли Матье. Больным он выписывал рецепты, на которых делал шуточные надписи. Больные смеялись и быстрее выздоравливали. Отсюда слово "галиматья" (чепуха, бессмыслица). В России переименование ПТУ в лицей, школ - в гимназии, техникумов в колледжи, институтов в университеты, университетов в академии, любое повышение цен на газ, электроэнергию, железнодорожные перевозки и т. п. привыкли называть очередным этапом реформ. От такой галиматьи населению впору не смеяться, а плакать.

Я далек от мысли, что обломовщина - это черта только нашей политической и хозяйственной элиты. Кстати, уже на первых страницах романа происходит знаменательная сцена между барином и слугой. Барин думает: "Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам". Когда миллионы людей понесли свои сбережения Мавроди и подобным ему жуликам - то были добровольцы-обломовы. Когда сотни тысяч играют в якобы "беспроигрышные лотереи" - это тоже они. Перечень может продолжить каждый.

В ежегодном президентском послании обращают на себя очень серьезные положения. Во-первых, "мы по-прежнему живем преимущественно в "рентной", а не в производительной экономике. Наша экономическая система, по сути дела, мало изменилась". Комментируя это положение, напомню, что уровень экономического развития общества определяется долей труда в валовом внутреннем продукте. При первобытном строе долю труда в ВВП можно определить в 1-2 процента, поскольку охота и собирательство немногим отличаются от способа существования животных. При ремесленно-кустарном способе производства доля труда возрастает до 5-10 процентов, а при промышленном доминирует в структуре стоимости и в наиболее развитых странах превышает 90 процентов. По данным Российской академии наук, в стоимости нашего ВВП за 2000 год 82 процента составляет природная рента, 12 процентов приходится на амортизацию доставшихся от СССР промышленных мощностей и лишь 6 процентов - на непосредственно производительный труд россиян. Это означает, что мы живем, как первобытные люди, за счет того, что Бог послал, то есть преимущественно за счет природных ресурсов (нефти, газа, редких металлов). К сожалению, этими ресурсами, которые могли бы помочь двинуться вперед, распоряжается не государство (как, скажем, в Англии, Норвегии, арабских странах), а олигархи, которым государство практически за бесценок подарило их за поддержку Ельцина.

Во-вторых, подчеркивается в послании, система работы исполнительных и законодательных органов "устроена так, то тормозит, а во многих случаях - просто останавливает преобразования. Система защищает свои права на получение "статусной ренты", говоря прямо,- взяток и отступных. Такой способ существования власти представляет угрозу для общества, для государства".

Из этих положений следует вывод: самые важные, самые серьезные реформы еще предстоит провести. Очевидно, что политика реформирования страны путем систематического снижения жизненного уровня основной массы населения исчерпала себя. Обратим внимание поэтому еще на одно положение президентского послания: "Власть должна работать, чтобы гарантировать политику улучшения жизни всех слоев населения России, законность и последовательность линии на улучшение делового климата".

Скажем прямо: общество не может быть устойчивым и способным к развитию, если большинство в нем длительное время составляют либо обломовы, либо рахметовы. Не сборищем аскетов и иждивенцев, а государством, основанным на высоком качестве жизни среднего класса,- такой хотелось бы видеть Россию в XXI веке.