Вот уже три года Спичкины очень богаты. Начинали с малого, а теперь у Спичкина бизнес идет сам собой, как хорошо смазанная телега. У Спичкина особняк с отделанными итальянским мрамором ванными, три гаража, домик на черноморском побережье. Креветки на завтрак, гусятина на ужин. Жена красавица. Вся из себя, о пяти шубах. Золотишко, бриллиантики. Спичкин собой доволен, тьфу, тьфу, тьфу. В общем, жизнь прекрасна. Правда, иногда хочется чего-нибудь этакого. Жена зудит целыми днями, хоть из дому беги. Встретится в какой-нибудь комнате - брючки атласные, блузка шифоновая - а глаза бы не видели. Так из своей совковости и не вылезла. Ворчит и фырчит, пилит и стружку снимает. Спичкин поленится побриться - ворчит, бреется долго - пыхтит, бреется быстро и не тщательно - фыркает. Все ведь для нее. По полгода на море - что еще ей нужно? Понял Спичкин: характер никаким богатством не переделаешь. Может, на его фоне все неприятные человеческие черты, наоборот, не сглаживаются, а обостряются. Когда детки были рядом, куда ни шло. Тогда жены было как бы меньше. Но их прекрасные мальчишки-близняшки сейчас в Англии изучают язык и, сдается Спичкину, не очень-то рвутся домой. Как бы совсем там не остались.

Спичкин утопил свое грузное тело в кожаном кресле и сонно уставился в наугад выхваченный том энциклопедии.

Лиза открыла дверь и энергично сняла перчатки. Раздевшись, она направилась к мужу. Опять, подумала она, он читает свою дурацкую энциклопедию. Умника из себя строит, а ведь в школе просил не загораживать рукой тетрадку.

- Я на "мицубиси" в лес съездила подышать. Всю дорогу 130-140 держала, - похвастала она.

- Машину угробишь!

- Вечно ты! "Угробишь!" Это ты меня скоро угробишь! Что ты сидишь? Катя только два раза в неделю приходит, в остальное время я сама все делаю. Неужели трудно ужин приготовить? Все на мне, все на мне!

- Я целый день на работе, а ты дома! Хочешь вообще жиром обрасти?

- Кто жиром оброс?

Лиза подошла к камину и стала с остервенением ворошить золу кочергой. Вдруг оттуда донесся какой-то шлепок, потом пыхтение, наконец кто-то заорал.

- Ой, ой, больно же!

Перед обомлевшим семейством предстал весь обсыпанный золой очень маленький и толстенький мужчина.

Спичкин оглядел комнату и, остановившись взглядом на кочерге, одним прыжком оказался около Лизы.

- Не бейте меня, - поднял маленькие ручки незнакомец. - Я к вам с дружественным визитом. У меня миссия! Будемте знакомы. Я Кроликов.

- Бомж, - сказала Лиза Спичкину. - Выгони его!

- Вы ни в коем случае не правы! У меня есть место проживания, профессия и работа. Скажу больше, я состою в партии. Под конкретным названием "Консенсус".

Спичкин опустил кочергу, а Кроликов опустил обе маленькие пухлые ручки.

- В нашей партии, - продолжил он более уверенно, - девиз... Впрочем, я потом по порядку все расскажу. Может, поужинаем? Я там картошечки пожарил.

Спичкины молчали. Накопленные за сорок лет знания не помогали.

- Сядемте, - решительно сказал Спичкин. - Поговорим спокойно. Значит, консенсус, согласие, значит?

- Угу.

- И с кем это вы соглашаетесь?

- Да как бы со всеми. Вот в чем дело: все по-своему правы. Один открывает форточку, потому что душно, а другой закрывает - дует. И в политике так же. Можно, конечно, и за кочергу взяться, - он поднял палец и хитро сощурился. - Но нет! Согласие и только согласие!

- Вот и прекрасно, давайте придем к согласию: вы мирненько так покидаете наше жилище - жареную картошечку мы вам завернем, мы мирненько закрываем за вами дверь, - сказала Лиза.

Кроликов заморгал глазками.

- Ну зачем? Я же сказал: у меня миссия. Поживу немного, разберусь что к чему, в чем причина вашего конфликта, и помогу.

- Это вам пусть помогут, ничего, вылечат! А у нас все в порядке.

- Э, нет. У вас застарелый конфликт. Я ведь пока сидел в камине, слышал. Но я помогу.

- О Господи, прости меня, грешную! - сказала Лиза.

- К вам прислуга два раза в неделю ходит? Значит, я буду по хозяйству. А вы живите себе. Идеальных браков не бывает, в каждой семье есть проблемы. А представьте себе, если ваши мелкие стычки перерастут в большую ссору. И вся ваша жизнь полетит к черту!..

- Слушай, Лиз, пусть поживет?

- ... Муж запьет, жена загуляет, - радостно продолжал Кроликов.

Лиза вздохнула и пожала плечами.

- Ну, пойдемте ужинать, - удовлетворенно сказал Кроликов. - Что у нас будет к картошечке?

Он почти подпрыгивал на месте от нетерпения. Спичкины направились в столовую. Кроликов выбил, охлопав себя, золу и побежал за ними.

...Прошло две недели. Все это время Кроликов довольно исправно служил в доме. С Катей, продолжавшей приходить по средам и воскресеньям, он нашел общий язык, так как закрепил за собой негласное лидерство. Но и Лиза, соскучившись за несколько дней от безделья, вдруг почувствовала вкус к домашним обязанностям. Вечерами Кроликов ложился на два составленных вместе диванных пуфика, а подшефное семейство рассаживалось рядом в креслах-качалках, и начинался разговор, который нередко заканчивался далеко за полночь. Супруги рассказывали Кроликову о себе и все больше узнавали друг о друге нового. Вскоре они полюбили эти вечерние посиделки и ловили себя на мысли, что с нетерпением их ждут. Кроликов еще больше потолстел, так как очень любил второй ужин. В конце концов у него осталась одна обязанность в доме - лепить пельмени, которые он потом сам же и съедал. Лиза устроилась на работу в банк и, устав за день, не имела никакого желания придираться к мужу. А может быть, причиной ее спокойствия были эти теплые семейные вечера?

Бизнес у Спичкина продолжал процветать. Он собирался уже купить домик в Англии и яхту, чтобы выходить в море.

Частенько Кроликов устраивал лекции, смысл которых сводился к тому, что в наше трудное и, в общем-то, жестокое время просто необходимо согласие в семье. А достигается оно добрым отношением друг к другу. Он приучил Спичкина делать комплименты жене, а Лизу - хвалить мужа.

Но наступил день, когда, придя с работы, они увидели, что Кроликова нет. Только на кухонном столе стоял поднос с вылепленными им пельменями.

Спичкины остались одни. Жизнь у них покатилась дальше по наезженной колее: младшие Спичкины поехали на каникулы в Италию, Лиза исправно служила в банке, а Спичкин продолжал заключать выгодные договора...

Прошло месяца три. Наступила холодная погода, и Спичкины вернулись с берегов Атлантики, куда ездили навестить своих ненаглядных близнецов. Они сидели в столовой за искусно накрытым Катей домашним столом.

- Как я устала, - вздохнула Лиза. - Как хорошо, что мы наконец-то вернулись домой.

- Я тоже рад, Лизонька. Дел невпроворот, договоров куча.

- Ах, дорогой, не надо про работу.

- Лиз, а ты не устала еще от отдыха? Даже слышать о работе не хочешь!

- Да не вскипай ты, как чайник! Просто наконец-то мы дома, у нас ужин на двоих, сказал бы что-нибудь приятное!

- А про работу тебе неприятно, да? А благодаря ей, между прочим, и только благодаря ей, - понятно? - мы так вот можем ужинать и имеем вот эти побрякушки, - Спичкин протянул руку и потряс сережку жены.

- Фу, какой ты грубый. И куда я смотрела в 9 классе? Никого ведь, кроме тебя, не видела.

- Зато сейчас всех видишь!

- А твоя Кэтти? Ни в зуб ногой по-английски, а часами лопочешь...

Некоторое время Спичкины испепеляющими взглядами смотрели друг на друга. Вдруг в их глазах появилось что-то новое, словно какое-то воспоминание пришло к ним одновременно, и они дружно повернули головы в одну сторону. Спичкин вскочил, подбежал к камину, схватил кочергу и осторожно поворошил ею внутри камина. Лиза замерла в надежде услышать знакомый голос. Но было тихо. Только с улицы донесся шум проезжающей машины. Если бы она остановилась возле дома! И вышел бы из нее веселый толстенький Кроликов и сказал бы смешно: "Консенсус!"

КОРОЛЕВА

Нагленькое весеннее солнце забралось мне на плечи и свесило тепленькие лучики-ножки. Я иду по центральной улице умопомрачительно красивого города с потрясающе романтичными и терпеливыми жителями.

Я шлепаю по лужам сапогами чьего-то совместного производства и шарахаюсь в сторону от машин с лихими наездниками. Я - это маленькая, хотя, может быть, молодая, а скорее всего женщина средних лет, это неважно, ведь я работаю в постсоветском учреждении, в насквозь женском коллективе с двумя затесавшимися непонятно как мужчинами - маленьким начальником и большим начальником, или боссом. С маленьким начальником, или шефом, мне общаться намного легче, несмотря на то, что он начальник и у него вредный и вспыльчивый характер. Но и женщин я давно раскусила и сделала вывод, что в женском коллективе любят совсем не тех, кого уважают, и уважают совсем не тех, кто достоин уважения. И вообще, женщины на работе - это жидкость, принимающая форму сосуда, в которую ее наливают.

Все-таки я не успела отскочить в сторону, и "жигуль" окатил меня из лужи мутной водицей. Окатил бы "мерс", не так бы было обидно. Оттираю платочком турецкое пальто и иду дальше.

Пришла на работу за пять минут до звонка. Кто-то уже поставил чайник, и он утробно урчит в закутке, в углу за шкафами. Пьем чай. Вера Ивановна с румянцем на щеках рассказывает очередную серию телевизионного сериала, а Людочка - столь же нескончаемого домашнего. Я слышу не все: мешает хруст наших фирменных сухариков, которые каждый раз кто-нибудь приносит и подсыпает в прозрачную коробку из-под торта. После рабочего завтрака и мытья посуды мажем губы помадой, а руки - кремом. Трогать бумаги при этом не рекомендуется, мы и не прикасаемся к ним - благо, у каждого на столе компьютер, а его клавиши терпимы к нашим благоухающим ароматами Франции пальчикам.

Потом меня вызывают к боссу. Не оттого, что я этого заслуживаю, а по долгу службы. Иду в приемную, смотрю, как на меня смотрит секретарша. Если недовольно - значит со мной все в порядке, и я смело открываю дверь. Босс - капризный и холеный, любит смутить вдруг знаниями из совершенно не относящейся к теме разговора области. Если он предлагает сесть - значит, у него сносное настроение; если нет, можно поворачиваться и уходить, все равно ничего путного из разговора не выйдет. А можно сделать вид, что падаешь от него в обморок, и он тут же подставит рядом стоящий стул.

После визита к боссу все обычно рассказывают, как все происходило. Когда я возвращаюсь в свой рабочий кабинет, женщины с вожделением впиваются в меня глазами. Я могла бы сказать примерно как сестры Золушки: он ласково взглянул на меня пять раз, улыбнулся три раза, сказал "хорошо" два раза, но я пересказываю только суть нашей деловой беседы. Только, странное дело, чем больше я жалуюсь на нашего босса и ругаю его, тем большую зависть читаю во взглядах своих коллег.

Обедаем мы кто как. Кто-то холодной котлетой, кто-то супом из термоса. Людочка в обед начинает голодовку и заканчивает ее только на следующее утро. В день получки ходим в кафе пить пиво с пельменями. Хотя под пельмени лучше пить водку.

В оставшееся от приема пищи обеденное время я читаю очередной, пущенный кем-нибудь по кругу роман, а иногда дремлю под жужжание компьютера, лежа головой на столе.

Сегодня пятница, и нас отпускают с работы на час раньше. Мы идем гурьбой, вдыхая запахи весеннего города. Лица у нас просветленные: только что наш босс помог Вере Ивановне надеть пальто. Вдруг ясно ощущаю первобытную радость. Может, оттого, что слышу, как стучат каблучки по асфальту, - отвыкла за зиму. Постепенно все разбредаются по своим направлениям, и я остаюсь одна. Одна - наконец-то. Дома на меня жадно накинутся мои голодные домочадцы. Поэтому не буду спешить. Нужно накопить душевное богатство, чтобы потом поделиться им со своей семьей. И не помешает заиметь что-нибудь более существенное, например сосиски. За ними я захожу в магазинчик на остановке. Там их упаковывают в маленький мешочек, чтобы я была довольна и зашла в магазин еще раз.

А вообще мне грустно и некому руку пожать. Вглядываюсь в лица встречных и ничего не вижу. Скучное лицо - броня от любопытных взглядов. Скучная одежда - броня от погоды. И меня никто не любит. Я подпрыгиваю на асфальте, словно играю в классики. На меня сразу начинают оглядываться. Так им и надо: нельзя же все время умирать от скуки, недовольства и равнодушия.

Дома меня встречает только вторая половина личного состава моей семьи. Первая половина, то есть муж, задерживается на работе. Разбираю газеты, из них выпадает конверт без обратного адреса, но на мое имя. Читаю - глазам своим не верю: "Ваш муж вам изменяет. Разве можно быть такой доверчивой дурой. Проверьте... По пятницам... По адресу...". Начинает колоть сердце, к горлу подкатывает тошнота. "Какие сосиски, дочки? А, да-да. Сварите в микроволновке. Я? Да, жутко устала: проклятый компьютер. Пойду полежу".

На затоптавшегося в темноте мужа не взглянула, сделала вид, что сплю. Ночь - сплошной кошмар. Утро и день - продолжение того же кошмара.

Коллеги посматривают из-за своих компьютеров. Но не долго. Вскоре все привыкают и к этой моей физиономии. Жидкая женская сущность.

Нужно поговорить с мужем. Наорать, бросить, стать брошенной. Денег хватит, если устроиться еще куда-нибудь, например, "Орифлейм" толкать знакомым и коллегам. Гляжу на женщин - как же, купят они у меня "Орифлейм"! Но не подъезды же мыть. Выжить будет трудно, а жить легче. Решено - завтра подаю на развод. Пусть катится к своей Пятнице. А дочки? Ужас! Разве можно решать за них? Я тупо смотрю на экран компьютера, по которому давно плавают электронные рыбки. Нужно спросить мнение у рыбок. Фу ты, у дочек. Они будут расти сиротами. Им будут нужны платья и шубы, туфли и сапоги. Но как он мог? Ведь он меня любил, я это знала так же, как знала... А что я знала? Доверчивая дура. И я страдаю. А значит, я тщательно подвожу утром синей подводкой свои заплаканные карие глаза, надеваю самый любимый свой костюм горчичного цвета и коричневые туфли на высоком каблуке.

Босс при виде моего похудевшего и похорошевшего наконец лица, кроме обычного перечня знаков внимания, подарил мне книжечку о разведении кактусов и шоколадную конфету. Интересно, изменяет ли он своей жене? Шеф помог мне надеть пальто. Он что, подает пальто всем несчастным? При этом он сказал, что в последнее время на мне нет лица. Я ответила, что сдала его в химчистку.

С мужем я так и не поговорила. Чтобы пойти за ним шпионить в предстоящую пятницу, не может быть речи. Так низко я не упаду. Веду дома минимум разговоров, словно я - актриса на репризе "кушать подано". Самой противно от такой домашней атмосферы. Хорошо хоть дочки пока малы, а оттого не слишком проницательны.

Завтра у меня юбилей. Никто из коллег этого не знает, так как по паспорту у меня день рождения через неделю. Вечером отвожу на работу угощение и бутылки с вином, чтобы сюрпризом устроить праздничный обед. Прохожу мимо удивленного охранника, выгружаю продукты в холодильник в своей рабочей комнате. В ней непривычно пусто. Полутемная и тихая, она кажется странно уютной, и поэтому не хочется уходить. Тем более, что ужасно болит голова и щемит сердце.

Утром встаю пораньше, принимаю душ, укладываю с помощью фена волосы, надеваю новое платье. Я - бодрая, свободная, новорожденная. У меня ничего не болит. Поют утренние пташки, приветствуя меня. Плывут пароходы - тоже для меня. Я иду, цокая каблуками по сухому асфальту, размахивая в такт шагам маленькой сумочкой. На меня смотрят с уважением и долго провожают взглядом.

Я захожу в кабинет и утыкаюсь как после химчистки лицом в роскошный букет цветов. Мои коллеги окружают меня плотным кольцом и возбужденно кудахчут. Босс зачитывает приказ о премировании в размере оклада. Меня осыпают конфетти. Меня все любят.

Мы празднуем на составленных в ряд свободных от компьютеров столах с пяти до семи вечера, а потом я предлагаю всем поехать ко мне домой и продолжить застолье. Все становятся в очередь к телефону, чтобы предупредить родных. Так весело - жить в окружении добрых и романтичных жителей нашего города.

Мы завалились шумной толпой в мою квартиру. Посредине зала стоит накрытый празднично стол, а рядом - большое деревянное кресло, резное, красивое. Смутившись, муж принародно целует меня. Дочки повисают у меня на шее и говорят, что папа сделал мне трон.

Пока длится застолье, я украдкой наблюдаю за мужем. Он весел, провозглашает тосты, которые я слышу от него вот уже десять лет. Мои коллеги с восторгом ловят каждое его слово, и странно, я тоже слушаю его как впервые.

Застолье иссякает синхронно с салатами. Под конец пьем уже за стабильность американского доллара.

Когда гости уходят, я еще некоторое время устало и опустошенно сижу на своем "троне". Девочки уже заснули. Нужно идти на кухню мыть посуду. Муж подходит ко мне, тихонечко садится передо мной на пол, обхватывает мои колени руками и шепчет: "Моя королева". Потом он нежно глядит на меня.

- Ну что, виниться, что ли, будешь? - спрашиваю я, понимая всю бесполезность предстоящего объяснения. Скучным кажется начинать семейные разборки, в лучшем случае приводящие к разводу, а в худшем - к позорному примирению.

- В чем? - оторопело спрашивает муж.

- В том, что у тебя есть Пятница.

- Какая пятница?

- Разве ты мне не изменяешь по пятницам?

- Очумела, что ли?

- А где же ты пропадал все последние пятницы?

- По пятницам я строгал это кресло. В гараже у одной знакомой... Постой, ты ее, что ли, имеешь в виду? Бизнесменшу эту, Лиду, что ли? Ты думаешь, я с ней...

- А как это ты так быстро догадался, кого я имею в виду? - трагически произношу я и, как столетняя бабка, выпрастываю свое тело из кресла и подаю ему анонимку. Узнав почерк этой Лиды, муж пытается что-то объяснить, но я его не слушаю. Я иду на кухню, включаю воду и начинаю перемывать гору посуды. Тут уж, склонившись над раковиной, я даю себе волю, и слезы капают вниз, помогая обезжиривать тарелки. И мне так сладко плакать над своей женской долей. Вот, думаю, стою я здесь в свой день рождения, обманутая и осмеянная. И хочется мне так плакать очень и очень долго, не одну ночь, и мучиться от невозможности жизни, в которой не нужно ничего понимать и которую надо принимать такой, какая она есть, чтобы повелевать ею как королева.

СИЛУЭТ В ТЕМНОТЕ

Люся была женщина скромная. И чувства ее были неведомы никому. Правда, в последние годы жизнь ее текла настолько ровно, что и чувства как-то пригладились, так что для чужих ушей ее рассказы были бы, по крайней мере, скучными на фоне душераздирающих историй, которые поверяли ей подруги.

Этим воскресным утром Люсе опять пришлось разрешать семейный конфликт своей подруги - бывшей однокурсницы, жившей с ней по счастливой случайности в одном подъезде.

- Он меня выгоняет из дома, - с надрывом причитала Роза, обычно яркая и ухоженная, а теперь вся какая-то поникшая и похудевшая. - А куда я пойду?

- Так разведитесь и разменяйте квартиру,- советовала Люся.

- А может, перебесится? Квартиру жалко.

- А себя не жалко?

- И себя жалко. И его жалко.

- А ему чего жалко?

- Ему? Он никого не любит. Ему бы только пожрать вкусно да приодеться.

- Так пригрози, что если не перестанет издеваться, ты его дубленку изрежешь и тапки в мусорку выбросишь.

- При чем тут тапки?

- Это я так, к слову.

Роза ушла, а Люся подумала, что Вадим никогда бы не выгнал ее из дому. В случае чего он сам бы ушел, предварительно удостоверившись, не текут ли краны и есть ли мясо в морозильнике. Правда, их семейный стаж был всего семь лет. Замуж Люся вышла только в двадцать девять, а вот нашла же себе золотого мужика. Вот только детей им Бог не дал, но Люся пока не теряла надежды.

Сейчас Вадим был в командировке. В квартире было чисто, потому что вчера Люся сделала генеральную уборку. Для работающих женщин суббота всегда день уборки, а воскресенье - день отдыха. Хотя и на работе Люся никогда не уставала. Работала она в отделе, перебирала, как говорится, бумажки.

От скуки Люся села писать письмо своей подруге, уехавшей лет пять назад с мужем-военным в далекий приморский городок. Вот уж кто был счастлив, так это Нинка. Когда-то Нинка сама влюбила и женила на себе своего Михаила, в то время симпатичного кареглазого лейтенантика. Может, так и надо - для счастья. А вот Люсю выбрал Вадим. Они как-то оказались в одной компании и, как это случается под действием винных паров, пошли целоваться на балкон. Потом Вадим неделю звонил и набивался в гости, но Люся все отшучивалась, пока, наконец, не сдалась и не пошла с ним в ресторан, где и услышала его признание в любви и предложение выйти за него замуж. Люся согласилась, но сказала, что никогда не забудет свою первую любовь и ему придется с этим мириться. Вадим был согласен. Вадим оказался таким, что с ним было спокойно и тепло. Можно было неделю просидеть с книжкой и не услышать ни слова упрека. И в душу к ней он никогда не лез. Впрочем, она сама боялась туда заглядывать, потому что сразу вонзалась занозой в сердце боль, тоска по Анатолию. Господи, думала она, сколько лет прошло, а вот встретила бы его, кинулась на шею и не отпускала бы до конца жизни. Все эти годы каждый день она помнила о нем. Перед ее мысленным взором всегда стоял он, никогда не унывающий, сильный, чуть ироничный, обаятельный ее сокурсник, который не любил ее никогда. И которого до сих пор любила она.

Конечно же, это было нехорошо по отношению к Вадиму, но ведь она его честно предупреждала. "Ах, Вадим, умный и хороший, как же тебе не повезло, что рядом с тобой женщина с такой бедой",- часто думала она. С годами Люся наделяла Анатолия бесчисленными достоинствами, а Вадим все больше проигрывал в ее глазах - и нерешителен, и тих, и... Люся усмехнулась: этих "и" найдется целая куча по отношению к ней самой, но себя-то она судила не так строго. Даже странно, что муж до сих пор ее любит.

- Может, за внешность? - Люся подошла к зеркалу. "Вы с Вадимом так похожи друг на друга, словно с детства в одно зеркало гляделись", - вспомнила она слова Нины и вернулась к столу, чтобы взять письмо и отнести его на почту.

На лестничной площадке она столкнулась с Розой.

- Люсь, я насчет дубленки-то сказала, так он сейчас замок в свою комнату врезает,- пожаловалась она на мужа.

- Ничего, когда-нибудь ночью он его не закроет, оставит дверь открытой, - бросила на ходу Люся и устремилась поскорее на улицу. Она не зря торопилась. На переходе у светофора они встретились: она и Анатолий. В первую секунду Люся не поверила своим глазам. Но в следующую бросилась к нему навстречу. Анатолий по своему обыкновению иронически сощурил глаза и узнавающе улыбнулся. Боже, как он был ей мил, даже такой - исхудавший, седой, не по возрасту с морщинами на лбу и у глаз.

Они уселись во дворе на какой-то скамейке, и для Люси потекли волшебные минуты, вернувшие, как ей казалось, ее в прошлое. В какой-то момент Анатолий сказал:

- Да ты меня не слышишь, где ты?

Люся только счастливо улыбнулась. У него тоже не было своих детей, только ребенок жены. Но и жены теперь не было, так как она оказалась из когорты неверных жен, привлекательных для других мужчин своим разгульным и безалаберным образом жизни.

- Слушай, - прервал свою речь Анатолий, - что мы здесь сидим?! Пойдем ко мне.

- Я сейчас не могу,- почему-то вырвалось у Люси.

- Тогда вечером. Часиков так в девять-десять. - Он назвал адрес.

Вечером Люся отмела все сомнения и полетела на свидание. Отмытые и расчесанные до блеска длинные русые волосы раскачивались от быстрой ходьбы из стороны в сторону, каблучки временами сбивались с такта, и их неровный перестук выдавал Люсино волнение.

Дверь ей открыл Анатолий. Но Люся сразу почувствовала, что в квартире есть кто-то еще. От Анатолия, как и в самой квартире, пахло водкой.

- А, привет, Люся, проходи, милости просим, - громко и довольно развязно проговорил Анатолий. - Щечки-то у нас какие розовые, а!

В комнате за столом сидел грузноватый мужчина в коричневой рубашке и галстуке, ослабленном у распахнутого ворота. По нетвердому и делано заинтересованному взгляду, картинно поднятой руке, указывающей на стул, Люся поняла, что он изрядно пьян.

- Здравствуйте, - сказала Люся.

- Привет-привет. Что пьете, сеньорита? Водку? Пиво?

- Я... - Люся, не договорив, вопросительно смотрела на Анатолия, но тот словно не замечал ее взгляда.

- Знакомься, это мой друг Борис. Мы здесь уже посидели немного, ты извини. Но и тебе оставили. Водку пьешь?

- Толя... Да, пью,- соврала зачем-то она.

Ей налили. Она выпила. Слезы выступили на глазах: "Только бы тушь не потекла", - подумала она. Борис что-то говорил. Анатолий как будто невзначай положил ей на колено руку. Люся вздрогнула.

- Люсь, ну давай, а?! Выпей еще. Штрафную, штрафную. Борька, налей! Не-е-е! Вот так, до краев. Давай, Люсь, за встречу. Сколько мы с тобой не виделись?

"Четырнадцать лет", - хотела ответить Люся, но промолчала.

- Вот надо же, какая удача, - сказал Анатолий, обращаясь к Борису, - только на день приехал сюда в командировку и встретил свою сокурсницу. А я ведь тебя помню, Люси,- Анатолий опять быстро повернулся к Люсе. - Полненькая такая была. И лицо помню. А больше ничего. Тихая, наверное, была, незаметная. А? Люсь! Ну, чего ты молчишь? Или тебя не Люся зовут?

Люся вскочила и, пробормотав что-то, бросилась к выходу.

В прихожей она судорожно стала открывать замок. Анатолий схватил ее за руку, больно сжал и проговорил:

- Куда это мы, а? Не отпущу.

- Пусти, - выдохнула Люся. - Не смей меня трогать!

- Да ты что? Для чего же ты пришла? - Он обхватил ее руками и сильно прижал к себе.

Люся вырвалась и, наконец, справилась с замком. Вслед ей неслось ругательство.

На улице она медленно приходила в себя. Начиналась гроза. Тут и там по всему небу возникали сполохи молний, доносились негромкие пока раскаты грома. Люся торопливо шла к своему дому, как вдруг прямо перед собой увидела чей-то силуэт в темноте. Она вскрикнула и остановилась. Побежала бы в страхе, если бы ее не окликнули.

- Люся! - снова крикнул Вадим. Да, это был муж. Люся бросилась к нему:

- Ты приехал? Как хорошо, что ты приехал.

- Я тебя целый час жду. Темно, а ты где-то ходишь. Оставь тебя одну! Пьяных кругом!..

Он ворчал, а для Люси это ворчание было милее музыки. Вадим взял ее под руку, и она прижалась к нему, такому родному и надежному. Век бы так шла с ним хоть на край, хоть за край земли.

ЖЕНИХ ПО ЗАКАЗУ

Она стояла на остановке, подставив лицо лучам весеннего солнца, и улыбалась. Он приглушил двигатель аэробуса и распахнул перед ней дверцу:

- Вам куда? Садитесь.

Она впорхнула на переднее сиденье машины, и они полетели. Они молчали, но между ними уже прошла искра. На душе было хорошо. В окошке виднелись разноцветные куполообразные крыши домов.

Он протянул ей пакет с защитными пластиковыми очками, одноразовыми перчатками и гигиенической салфеткой. Через некоторое время сам нарушил молчание.

- Как вас зовут?

- Кэт.

- Катя? Красивое имя. А меня зовут Леонид. Вы катаетесь или по делам?

- Я - к бабушке, остановка "Десятый квадрат"...

- Только познакомились и уже расстаемся? Тогда давайте договоримся о встрече.

- Хорошо, я могу дать свой телефон,- она нажала кнопку на рукаве, и из кармашка выскочила электронная визитная карточка.

На прощание Кэт кокетливо махнула ему рукой. Бабушка сидела на своем излюбленном месте (протяни руку - и вот он бар) и колдовала над своим фирменным коктейлем из трав. В комнате витал волнующий аромат и звучала негромкая красивая музыка. Сквозь стеклянную стену квартиры бабушка наблюдала за происходящим на улице и издали узнала Кэт. Нажала на кнопку на пульте - и двери впустили в дом девушку.

- Ба, я сегодня познакомилась с Лео,- с порога сообщила Кэт.

- С Леонидом? И что же?

- Если он мне понравится, мы будем вместе.

- Разве он тебе уже не понравился?

- Ба, ну ты ведь знаешь, что я имею в виду!

- Катя, тебе уже двадцать восемь, неужели ты так и будешь всех проверять?

- Так сейчас принято, ба!

- Когда твои родители улетали в ту проклятую экспедицию, я им пообещала, что с тобой все будет в порядке. Конечно, тебе трудно выбрать. В наше время были другие юноши...

Кэт проговорила с бабушкой до темноты. Когда она вышла на улицу, повсюду уже горело уличное освещение, мигали огни вывесок и реклам. На стене небоскреба переливались всеми цветами радуги стеклянные цифры и буквы: 2175 год.

Вернувшись домой, она включила очиститель воздуха и переоделась. Потом приняла душ и уселась перед телевизором с пакетом поп-корна. Через полчаса раздался звонок. Лео глуховатым голосом предложил ей встретиться у него дома.

Кэт была согласна, и он послал за ней вертолет-такси. Еще через несколько мгновений Кэт в сопровождении таксиста на лифте поднялась на шестнадцатый этаж дома-пирамиды.

В сумраке гостиной выделялось светлое пятно - освещенный свечами накрытый на двоих стол.

Усадив гостью, Лео вынул из ведерка бутылку шампанского и с тихим хлопком откупорил ее.

- Как в старинном кино: свечи, лед в ведерке, - сказала Кэт.

Лео поднял фужер с шампанским.

- За встречу с той, которую я искал!

Шампанское было вкусное.

- Можно, я посмотрю твое жилище?- спросила Кэт.

- Конечно! - он нажал кнопку на пульте, и квартира залилась мягким светом.

Кэт увидела картины.

"Как странно, - подумала она, - никогда не видела такого ни у одного своего знакомого. Зачем картины, когда есть экраны и можно вызвать на них изображение? Изображение любого экспоната из любой картинной галереи мира".

Потом он провел ее на террасу. Она ахнула, увидев множество цветов.

- Это оранжерея? И ты выращиваешь цветы?! Зачем, разве не легче уставить комнату готовыми букетами?

- Я люблю цветы и картины...

В другой комнате Кэт поразило обилие книг. Она подумала, что и книги вряд ли необходимы, ведь любую информацию можно получить через компьютерную сеть.

- У меня ужин стынет, - сказал Лео. - Пора за стол, садитесь, Кэт!

"Вы" говорят только старушкам", - подумала Кэт. И это выражение "ужин стынет"! Ужин разогревают в процессоре прямо в упаковке, остается только вынуть из контейнера. Она пошла за Лео на кухню и, увидев на столе доску с варениками, широко раскрыла от удивления глаза.

- Сам слепил. Красиво?

- Нет слов! - восхитилась Кэт.

Потом они пили чай с вареньем.

- Пойдем завтра в театр? - спросил Лео.

- Какой театр? Ты имеешь в виду - видео? У нас нет театра!

- Нет театра? - он смешался. На щеках выступил еле заметный румянец. Лео ей ужасно нравился: темные волнистые волосы, большие глаза... "Сейчас он меня обнимет и поцелует, и все начнется", - подумала Кэт. Но Лео сказал:

- Хорошо, пойдем на видео. Я пришлю за тобой вечером такси. А сейчас давай пройдемся по городу пешком?

...Они вышли на улицу. Было тепло и тихо, ни о чем не хотелось говорить. Лео часто поднимал голову к небу и смотрел на звезды. "Неужели он не налюбовался на них через стеклянный потолок спальни?" - недоумевала Кэт.

У себя дома Кэт восстановила в памяти весь вечер. Она рассеянно обвела взглядом комнату и вдруг почувствовала легкий дискомфорт. Вдруг она поняла, что в комнате нет тех удивительных запахов и уюта.

Они встречались больше двух месяцев. За это время Лео рассказал ей много интересного, был галантным, внимательным и даже ласковым, но Кэт каждая их встреча казалась последней. Она ему не нравится! А Кэт еще никогда так не любила.

И однажды между ними состоялся этот разговор. Лео сказал Кэт, что любит ее, но хочет, чтобы она все знала.

- Твоя бабушка заказала меня, - с трудом выговорил он.

- Где заказала? - не поняла Кэт.

- В агентстве.

- В каком агентстве?!

- В Региональном агентстве по сохранению национальных обычаев и старины. Я там учусь. Бесплатно. И еще агентство выдало мне квартиру и все остальное. А потом я должен жениться на той, кого мне в жены выбрало агентство в соответствии с поступившими заявками.

- Так... значит, ты ненастоящий! Только для сохранения обычаев! Я не хочу тебя больше видеть, - она бросилась от него прочь. Остановка была рядом. Слезы ползли по ее щекам. И вдруг... Она обернулась, чтобы позвать его. Но он, оказывается, стоял рядом.

- А аэробус? Это тоже было подстроено?

- Нет, это случайно. Я встретил тебя случайно. А на следующий день узнал, что ты - это та, для которой меня заказали.

Страдальческое выражение на ее лице сменилось неуверенной улыбкой. Он сделал шаг и крепко прижал ее к себе.