БЕЗНОГИЕ ПТИЦЫ

Мы - безногие птицы...

Что ж нам думать, хотеть?

Нам нельзя приземлиться,

чтобы снова взлететь.

То вверху, то снижаемся...

Горы, волны морей.

Машем крыльями, маемся:

ни гнезда, ни детей.

Свой полет неприкаянный

проклиная порой,

никогда не сменяем мы

на уют и покой.

И летаем, и маемся,

сверху виден наш дом,-

как безногие аисты

над родимым гнездом.

Выстрел грохнет тревогою

и с большой высоты

сбросит птицу безногую

в дом, где маешься ты...

* * *

Качнулись сосны неприкаянно

и задохнулся их разбег:

я падал медленней, все медленней

в невероятно теплый снег.

Я падал пасмурно на спину,

неловко вскинув автомат,

и не вперед, не по-геройски,

а остановленно - назад.

И теплый снег я трогал, трогал

своей беспомощной рукой,

и как в "Балладе о солдате"

Земля вращалась надо мной.

И я сквозь розовую пену -

уже не ясно - различал

твое лицо без выраженья

и фиолетовый причал.

И что-то женственно-простое

по мне таинственно текло,

а по спине распространялось -

от снега - алое тепло.

И было тихо мне и нежно,

как на подушке у тебя,

и, как тогда, мне было жалко -

Совсем немножечко - себя...

И всё еще "ура" кричали

Вдали ребята на бегу...

И так недвижимо лежало,

Лежало что-то на снегу...

* * *

Завьется спиралью серебряный пояс зимы,

алмазы и звезды рассыпятся в прах под шагами,

и давнею нежностью

выплывет тихо из тьмы

Лицо твое.

Имя твое.

И цветами

нежнейших оттенков вечерней немой белизны

осветится профиль,

летящий куда-то за дали,

далёко, далёко

в хрустально-прозрачные сны,

в чистейшую сень убеленной зимою печали...

ПРОЩАНИЕ С МАРТОМ

Ушел мой прообраз и друг,

мой славный ленивый растрепа,

ушел, образумев испуг,

по мнению других - недотепа.

Не все он довел до конца,

но, бросив нетленную завязь,

ушел не скрывая лица -

другим это позой казалось.

Ни окрик, ни выброс, ни крен -

ничто не являлось разумным,

и он календарный свой плен

разрушил руками разлуки!

И, вывернув шубу нутром,

он утром счастливца-апреля

залег в вековой бурелом -

медведь? Лежебока? Емеля?..

* * *

Очаровательную тень

княгинь из книжек

отбросит майская сирень,

и я увижу -

в чешуйках белых лепестков

ко мне навстречу

с тобою под руку, лилов,

струится вечер.

Ты принесешь издалека,

из камня кубов -

лицо белее молока,

глаза и губы,

концертов запахи, цветы

и шпилек ворох,

неповторимой суеты

лукавый шорох...

Закроешь дачное окно,

убрав стаканы,

и выпьешь майское вино

ночных тюльпанов.

Артистка Зайнаб Назырова читает стихи лесорубам Инзера

Вагончик забит до отказа. Обеденный перерыв.

Сидят лесорубы рядами, глазами ее перерыв.

Нахмурены брови сурово, а руки корявей земли.

И кажется, это из леса медведи послушать пришли.

Ты - тоньше дождинки. Лишь очи гремящей ресницей кольнут...

И будут стихи. И надежды. Любимые снова придут...

Суровость испуганной птицей в окошко метнется с лица,

и руки вспотеют устало, и дрогнут, теплея, сердца...

И в этом вагончике тесном, где воздух железом зажат,

Взлетят дагестанские кони, и КРАЗы уйдут на парад...

А голос задорен и звонок, а голос, как бритва, остёр,

и строки Мустая уходят в сердца и в инзерский простор...

А голос - то ласточкой в небо, то коршуном падает вниз,

и воздух в вагончике тесном звенит, как японский сервиз.

И все впереди, а "медведи", забыв про аванс и расчет,

смеются и весело плачут и просят - еще и еще...

САД В ГОРОДЕ

Белый-белый,

без всякой примеси,

сдавлен стенами блочных домов,

он пугливее

серны на привязи

и белее

любых облаков.

Еще долго до яблок и ягод.

Но открыто пустое окно.

Скажешь:

облако бросило якорь,

опустившись на самое дно?

Это сад, а не облако! Это -

белой радостью сердце обвей! -

когда розовый купол рассвета

разобьет на куски соловей!