Крыльцо правления колхоза редко пустует. Один ждет председателя, другой кассира, третьему крайне нужен агроном или зоотехник. Клубится папиросный дымок, не спеша расплетается сюжет разговора. Почти всегда по утрам здесь можно видеть Григория Застрехина в привычной всем залатанной телогрейке и отекшим лицом. Он с нетерпением поджидает кого-нибудь из мужиков, чтобы закурить, к тому же одному из первых узнать деревенские новости и затем охотно делиться с другими, гордясь своей осведомленностью. Он него, например, сегодня узнали, что на молочной ферме ночью случилась большая беда - из-за недосмотра дежурной доярки на цепи удавилась корова, вечером подрались два пьяных соседа и обоих увезла милиция. Еще узнали и отрадный факт: мост через реку все-таки будут строить - начали завозить сваи. Бывают случаи, правда, крайне редкие, когда добровольное дежурство на крыльце оборачивается неожиданной удачей - оказаться... третьим.

На крыльце уже около часа обеспокоено крутится Виктор Караулов. Высокий, худощавый, в новенькой утепленной куртке, он уже в который раз окинул взглядом глубину улицы, с досадой повторил:

- Может, сегодня и не появится...

- Появится! - уверенно пообещал ему Григорий Застрехин, быстрым движением сдвигая потертую шапку на затылок. - Слышал, ты хочешь бросить колхоз?

- Ага! - кивнул Виктор, снова нетерпеливым взглядом прощупав улицу.

- Тогда зачем тебе потребовался председатель?

- Когда мой дед вступал в колхоз, он наверняка подавал заявление. Я с колхозом рву навсегда и хочу это сделать по закону: подам заявление.

- Обиделся на колхоз? - прищурился Григорий.

- Нет. Надоело смотреть на вас, лежебоков.

- Ишь ты!.. Спекуляцией займаешься?

- Не спекуляцией, а торговлей! - с вызовом ответил Виктор.

- Это все равно: легкой жизни ищешь...

- Торговля - непростая работа, ее тоже надо уметь делать.

- Если это дело капительное, то зачем жилы рвать? И в колхозе стали есть досыта...

Виктор насмешливым взглядом окинул его и не ответил. Задетый Григорий криво усмехнулся, кивнул на куртку Виктора и сделал вывод:

- Похоже, богатеешь...

- Разве это плохо?

- Может, работников будешь нанимать?

- Наверняка! Но не таких, как ты!..

У Виктора к Григорию Застрехину - неприязнь давно.

...В тот день радовала хорошая погода и механизаторы колхоза минуту к минуте притирали жестко. Издали казалось, что комбайны фантастическими жуками ненасытно пожирают ниву, оставляя после себя копны соломы.

Когда солнце с усталым смирением покатилось к лесу, Григорий остановил комбайн, ревнивым взглядом окинул соседнее поле и понял, что Виктор и сегодня намолотит больше него. Уезжая на машинный двор, оглянулся: Виктор, закончив делянку, начал нарезать другую. «Старается выслужиться!» - мрачнея от зависти, усмехнулся Григорий.

Позднее, уходя с машинного двора, он в полутьме увидел светлячки, медленно ползущие по косогору, уже без злобы подумал: "Дня ему мало!.." Конечно, примирительно продолжал размышлять он, об успехе Виктора в селе никто в селе знать не будет. "Боевой листок", как при советской власти, не появится, на доске показателей никто цифры не напишет, да и сама она, облезлая, давно валяется за штакетником ограды. Однако никто лучше Григория так хорошо не будет знать, что за этот день Виктор оторвется от него еще дальше, а за страду опять заработает больше всех.

Не выдержал, тихо слез с кровати, натянул штаны. Через заднюю калитку двора вышел на огород, миновал его, перелез через изгородь. И, озираясь, по косогору направился на машинный двор. Зная, что ворота на ночь закрываются на замок, прошел метров двести вдоль ограды и, согнувшись, протиснулся в лаз. Крадучась, в шеренге комбайнов нашел тот, на котором работает Виктор и, боязливо оглянувшись по сторонам, бросил в бункер болт с накрученной гайкой.

Механизаторы по утрам пришли на машинный двор, завели моторы комбайнов и уехали в поле. А там, развернувшись ломаным строем, грохочущими громадами надвигались на порыжевшие валки и слизывали их в свои прожорливые утробы. В то утро повторилось бы то же самое, давно привычное. Но случилось необычное: на первом же метре в агрегате Виктора Караулова что-то вдруг грохнуло. Встревоженный комбайнер спрыгнул на землю и осмотрелся. Сломался не только зубья молотильного барабана, но помялся и сам барабан. Пошарив в траве, Виктор нашел измятые зубья и болт, который сотворил беду. Ему показалось странным, как болт мог попасть сюда, на поле, а потом и в комбайн, ведь он не принадлежит к конструкции уборочной техники, а когда-то нес службу совсем в другом механизме.

Виктор со скорбным видом посмотрел вслед уходящим комбайнам и неожиданно увидел лицо Григория Застрехина, который, обернувшись назад, злорадно ухмылялся...

Виктор в детстве летние дни проводил не на реке, а вместе с отцом на машинном дворе или в поле. Сначала с любопытством приглядывался к рукам отца, подававшему ему то ключ, то болт или гайку. В память накрепко западали не только названия инструментов и деталей, но и назначения их. С тринадцати лет начал водить трактор и комбайн. Сначала, когда отец находился рядом, а потом самостоятельно. Озабоченный председатель, бывая наездами, делал вид, что не замечает мальчишку, нарушающего строгие инструкции, однако одобрительно улыбался. Не сам ли он в таком же возрасте начал учиться мастерству механизатора?.. А потом у Виктора все произошло так, как у многих деревенских ребят: средняя школа, сельскохозяйственный институт, женитьба, строительство собственного дома.

Жена Ольга с весны до поздней осени сгибалась в дугу на огороде и, казалось, выпрямлялась только для того, чтобы с парой корзин на рейсовом автобусе уезжать в город на базар. А вернувшись, в укромном местечке горницы, радуясь, аккуратно укладывала тысячу к тысяче. Немалую толику к ним добавлял и Виктор, вернувшись из очередного рейса на своем грузовике. Заработки у него неожиданно пресеклись прошлой осенью: в сумерки его на лесной дороге прихватили разбойники. Здоровье оказалось подорванным и от дальнейших поездок пришлось отказаться. Но и без этого работы у него находилось достаточно: к своему огороду Карауловы присоединили усадьбу уехавших соседей. Грядки удвоились, заботы на огороде утроились. Теперь и Виктору тоже приходилось гнуться в три погибели, едва хватало времени на жигуленке отвозить Ольгу с корзинами. Потом в помощь легковушке пришлось купить микроавтобус.

Показалось обидным, когда убедился, что новые колеса иногда целыми днями не крутятся - мертвый капитал!.. Успокоился, когда закупил строительный материал и нанял плотников ставить теплицу.

У Григория Застрехина судьба сложилась по-другому. Его упрекали за нерадивость и беспечность, а он считал, что отдает работе столько, сколько может и не обязан терпеть принудиловку. В свое время он охотно согласился написать заявление с просьбой о вступлении в партию. Тогда ему намекнули, что избавится от ненавистной обязанности скотника и обещание сдержали: он стал заведовать фермой. Однако в зимнюю пору из-за его нераспорядительности погибло немало скота и не только пришлось снова оказаться скотником - ему по партийной линии вынесли выговор. Тогда во хмелю он горько жаловался: «Кто был пастухом, пастухом и останется!..» Правда, через полгода назначили бригадиром, однако дело и там не пошло... Вскоре наступили другие времена и принадлежность к партии оказалась бесполезной...

Григорий не только остался без руководящей должности, но и без всякой перспективы на будущее. Ему казалось, что в новых обстоятельствах многие неплохо устроились, а кое-кто стал богатеть прямо-таки на глазах. Вчера проходил мимо дома Виктора Караулова и в распахнутые ворота увидел: на задах развернулась стройка. Оказывается, будет теплица! Еще мало гребет... Вот кого бы раскулачить, да на Север! В глухую тайгу, как было когда-то...

Из-за угла показался председатель. Чуть сгорбив плотную фигуру, отмерял широкие шаги. На крыльце со всеми поздоровался за руку, торопливо и коротко кивая головой.

- Я к вам! - напросился Виктор.

- Заходи! - отозвался председатель.

Через несколько минут Виктор с деловитым видом торопливо прошел мимо Застряхина, не только не сказав ему ни слова, но даже не взглянув на него. «Освободился! Пошел деньги ковать. Живут же люди!..» - помрачнел от зависти Застрехин.

Продолжать нести добровольную службу на крыльце ему расхотелось. Пошагал к Степану Северьянову. Друзьями они не были, но каждую весну на одном посевном агрегате работали сеяльщиками, а осенью, в страду, вместе с другими мужиками скирдовали солому. На днях Степан выдал замуж дочь и небось тоже мается с похмелья. Может -быть, что-нибудь обломится...

И не ошибся. Как раз Степан трясущимися руками сквозь несколько слоев марли процеживал остатки браги -полужидкую коричневую массу. Охотно помог ему в этом заманчивом деле, и почти по два стакана набрали. После этого стали возбужденно рассуждать о несправедливости жизни. Проклятый капитализм, когда-то успешно побежденный, снова схватил за горло.

- Революцию надо делать, снова революцию! Вернуть советскую власть и всех сравнять! - кипятился Степан.

- Вот именно! - радостно соглашался Григорий. - Слишком многие забогатели. Смотри, как Виктор Караулов размахнулся!.. Куда это годится?..

Домой Григорий возвращался затемно. Когда проходил мимо дома Караулова, сквозь стекла окон услышал звуки музыки. Она звучала из телевизора или проигрывателя. Первым порывом подхватило мальчишество: скатать комок снега и запустить в окно. При этой мысли ладонь в кармане полушубка стиснула коробок спичек и он хрустнул. «Вот чем досадить!» - мелькнула догадка. Остановился, подумал: «Нет, не сейчас, позднее». Представил, как перепуганный Караулов в одном белье выскочит в темноту и усмехнулся.

Когда ночь крепко усыпила село, Григорий, оглядываясь по сторонам, снова измерил шагами улицу. У забора, примыкающего к углу дома Караулова, присел темным медведем, дрожащими пальцами прошуршал газетой, чиркнул спичкой. Огонь схватил бумагу, Григорий, обжигая пальцы, приткнул ее к стене. Пламя удлинилось и расширилось, стало лизать бревна. Он вскочил на ноги и, не оглядываясь, торопливо пошагал прочь.