Давно принято говорить о трех высших достижениях человечества: античной культуре, европейском Возрождении, классической русской литературе. Одним из тех, кто положил начало золотому веку русской литературы, был Иван Александрович Гончаров, 190-летие со дня рождения которого исполняется 6 (18) июня.
"Какое отношение имеет писатель позапрошлого века к реалиям современной жизни?" - скажет кто-нибудь. Вопрос, как говорится, интересный. Ведь, например, англичане говорят: прошлое - это другая страна. Давайте попробуем разобраться.
Когда Борисоглебский въезжал в эту квартиру на Дубнинской улице, то совсем не предполагал, что вызовет своим появлением такой интерес соседей.
Несмотря на довольно ранний час у подъезда уже сидели старушки и грели на умирающем солнце августа свои оплывшие ноги в нитяных чулках. Видимо, их теперешняя жизнь была довольно бедна событиями, потому что подъехавший к подъезду фургон с мебелью и другими скромными пожитками Борисоглебского вызвал у них несказанное оживление.
Постсоветское развитие российской действительности высветило целый ряд проблем, от которых нельзя отделаться расхожими фразами "о победе демократии", "о становлении правового государства", "о воле россиян к свободе" и т. п. И одна из них: федерализм как форма государственного устройства, который включает в себе всю совокупность социально-экономических, национально-культурных, правовых, политических и других принципов общественных отношений.
Мы, работники печати, пожалуй, как никто другой, долгие годы жили в ожидании перемен. Громко возмущались на заседаниях "политбюро", проходивших где-нибудь на кухне, иронизировали и затаенно досадовали оттого, что долгожданные перемены к лучшему не наступали. Но вот они нагрянули! Да еще с такой силой, словно бы плотину прорвало. И революцией их не назовешь, и для реформы они слишком уж радикальны и разрушительны.
Служба она и есть служба. Кажется, только уронил голову на подушку - дневальный уже кричит: "Рота, па-а-а-дъем!" Даже не кричит ревет, как сирена. Дескать, и его разлучают с подушкой, не дают сон досмотреть, и вам нечего разлеживаться. То одна беда, хуже, когда нежданно закричат: "Тревога!" Вот что душу рвет. Эта команда обычно раздается на заре, когда солдаты видят свои самые сладкие сны, тут есть от чего беситься служивым.
Ночь. Василь сидит у окна и думает. Он не спит, но ему кажется, что он думает во сне, так как мысли его далеко и от дома и от деревни, и от старухи, которая лежит в постели больная на другой половине избы, и от этого бесконечного темного занесенного поля, куда он смотрит сквозь стекла окна. Ничего этого нет, думается ему, ни снега, ни людей, а есть другое, новое, яркое, к чему стремится душа человеческая. Это совсем иная жизнь, и она скоро настанет.
Ассалямагаляйкум, море! Узнаешь ли меня? Да, это я, Салават, сын Юлая.
Угрюм и безмолвен серый валун на твоем берегу, а мне бы поговорить, поделиться с кем. Сон я видел нынче: кречет в клетке зачах. Он, как беспомощный птенец, жалобно пища, уронил клюв и пал замертво, распластав крылья. Уж не вещий ли это сон, не мою ли судьбу он пророчит, прости, Господи?..
В 30-е годы в мое детское сознание вошло имя Салавата. Тогда по Белой вдоль Южного косогора бойко плавал маленький буксирчик с названием «Салават-батыр». Слово «батыр» объяснил отец, а имя было знакомо. Правда, пароходику больше подошло бы имя «Салаватик», но как назвали, так назвали. Кстати, биографы Салавата говорят, что сам он был невысок, но силен как богатырь.